В наше время очень часто можно услышать суждения об экономических материях с точки зрения той или иной традиции. К сожалению, связь людей с такими традициями в наш либеральный век нередко оказывается разорванной, так что подобные суждения местами страдают неполнотой, а то и откровенными несообразностями. Ниже мы попробуем оглядеть современный нам мэйнстрим в свете базовых идей и фундаментальных ценностей, характерных для европейских народов – прежде всего, христианских. А заодно и в свете того, как эти ценности были реализованы в прошлые эпохи – в некотором отношении такой подход даёт возможность нащупать любопытные аналогии.

Христианство

Христианская традиция весьма сурова ко многим обычным сегодня ценностям. Ещё в Ветхом Завете народу Божьему категорически запрещалось давать друг другу деньги в рост (см., например, Исх.22,25; Лев.25,37; Втор.23,19; Пс.14,1-5; Иез.18,13 и др.), а также брать взятки и отнимать всё имущество у бедных, в том числе у законных должников. В новозаветную эпоху эта традиция сохранилась: каноны православной Церкви содержат прямой и категоричный запрет на взимание роста для всех служителей Церкви. Вот, к примеру, 17-е правило I Вселенского собора: «Поскольку многие причисленные в клир, любостяжанию и лихоимству последуя, забыли Божественное писание, глаголющее: сребра своего не давай в лихву; и, давая в долг, требуют сотых; судил святый и великий Собор, чтобы, аще кто, после сего определения, обрящется взимающий рост с данного в заём... или нечто иное вымышляющий, радя постыдной корысти, таковый был извергаем из клира, и чужд духовнаго сословия».

Как следует из приведённого текста, взимание процентов воспринимается именно как "постыдная корысть" для всякого христианина. Правда, конкретные правила касаются по большей части клириков, что понятно: их мера наказания всегда одна – "да будет извержен" (то есть станет мирянином), тогда как мирянина извергать некуда, поэтому конкретное наказание (епитимью) ему определяет священник на исповеди, а единого правила нет. Но квалификация самого действия однозначна: по Божественному Писанию, к числу возбранённых дел принадлежит лихва и рост, и приобщение к своему стяжанию чужаго, чрез некое преобладание, хотя бы то было под видом договора (6-е правило св. Григория Нисского). Кстати, в этом правиле ростовщичество перечислено среди бесспорно возбранённых проявлений любостяжания в одном ряду с воровством, гробокопательством и святотатством. Причём дело не ограничивается только деньгами – подобный же рост по натуральным кредитам возбраняются точно так же: например, по слову св. Иеронима Стридонского, ростом и переизбытком называется всё то, что... получают сверх того, что дали

Для согрешившего подобным образом возврат в прежнее достоинство возможен лишь деятельным покаянием – например, так: вземлющий лихву, аще восхощет неправедную корысть истощити на нищих, и впредь от недуга любостяжания свободен быти, может принят быти в священство (14-е правило св. Василия Великого). Вообще, это традиционное евангельское понимание искупления греха неправедной корысти: достаточно вспомнить историю мытаря Закхея, сказавшего: Господи! половину имения моего я отдам нищим, и, если кого чем обидел, воздам вчетверо – и сподобившегося ответных слов Христа: ныне пришло спасение дому сему (Лк.19,8-9).

Таким образом, случай дачи денег взаймы одним человеком другому, персонально и для возмещения недостатка у заёмщика, очень прост: когда человек просит денег от нужды великой, нельзя пользоваться случаем и налагать на него бремена тяжкие и неудобоносимые, требуя от должника вернуть больше, чем он брал. Более того, если должник не сможет вовсе вернуть взятые деньги, христианину и тогда нельзя требовать сделать это во что бы то ни стало: И если взаймы даёте тем, от которых надеетесь получить обратно, какая вам за то благодарность? ибо и грешники дают взаймы грешникам, чтобы получить обратно столько же. Но вы... благотворите, и взаймы давайте, не ожидая ничего (Лк.6,34-35).

Совсем другое дело – коммерческий кредит, выдаваемый ростовщиками, менялами или банкирами торговцу или предпринимателю. Иначе говоря, кредит тому, кто изначально берёт его не от нужды, а от желания получить прибыль. Впрочем, и тут обычно старались отвратить коммерсантов-авантюристов от жизни в долг и свести заимствования к исключительным случаям (требование залога, ограничения на процентные ставки и т. д.)

Дело тут в том, что само по себе накопление богатств для христианина есть мерзость – и проистекает такое восприятие из евангельской притчи Спасителя: у одного богатого человека был хороший урожай в поле; и он рассуждал сам с собою: что мне делать? некуда мне собрать плодов моих? И сказал: вот что сделаю: сломаю житницы мои и построю большие, и соберу туда весь хлеб мой и всё добро моё, и скажу душе моей: душа! много добра лежит у тебя на многие годы: покойся, ешь, пей, веселись. Но Бог сказал ему: безумный! в сию ночь душу твою возьмут у тебя; кому же достанется то, что ты заготовил? (Лк.12,16-20).

Заметьте, этот человек ничего не украл, не удержал никакой платы у работников – он, что называется, на своём горбу вырастил богатый урожай, однако расслабиться ему всё же не удалось: богатство осуждается Богом само по себе – поэтому богатым адресуются евангельские слова горе вам, богатые! (Лк.6,24). Важно понять, однако, что под богатством понимается тут не имущество вообще, а то, что позволяет ничего не делая прожить много лет – это не земля (которую нужно сначала возделать, чтобы получить достойный плод), не дом и т. п. Иначе говоря, богатство в традиционном христианском понимании

– это не "активы всего", а только "ликвидные активы": грубо говоря, мешок денег.

Характерна в этом смысле история из "Отечника" св. Игнатия Брянчанинова: Некоторый монах в Нитрии, более бережливый, нежели скупой, забыв, что за тридцать сребреников продан был Господь наш Иисус Христос, накопил сто златниц, занимаясь тканием полотна. Монах умер - златницы остались. Монахи собрались для совещания, что делать с деньгами? Там жило около пяти тысяч монахов, каждый в отдельной келии. Одни присуждали отдать деньги

нищим, другие - отдать в церковь, некоторые - передать родственникам. Но... святые старцы по действию обитавшего в них Святого Духа определили: похоронить деньги вместе с господином их и при этом сказать почившему: серебро твоё да будет в погибель с тобою (Деян. 8, 20). Это событие навело такой ужас и страх на всех монахов Египта, что с того времени они признавали за тяжкий поступок иметь в запасе даже одну златницу.

Приведём ещё слова св. Симеона Нового Богослова, развёрнуто выражающие позицию православного Предания на сей счёт: Существующие в мире деньги и имения являются общими для всех, как свет и этот воздух, которым мы дышим, как пастбища неразумных животных на полях, на горах и по всей земле. Таким же образом всё является общим для всех и предназначено только для пользования его плодами, но по господству никому не принадлежит. Однако страсть к стяжанию, проникшая в жизнь как некий узурпатор, разделила различным образом между своими рабами и слугами то, что было дано Владыкою всем в общее пользование...

Дьявол внушает нам сделать частной собственностью и превратить в наше сбережение то, что было предназначено для общего пользования, чтобы посредством этой страсти к стяжанию навязать нам два преступления и сделать виновными вечного наказания и осуждения. Одно из этих преступлений - немилосердие, другое - надежда на отложенные деньги, а не на Бога. Ибо имеющий отложенные деньги... виновен в потере жизни тех, кто умирал за это время от голода и жажды. Ибо он был в состоянии их напитать, но не напитал, а зарыл в землю то, что принадлежит бедным, оставив их умирать от голода и холода. На самом деле он убийца всех тех, кого он мог напитать.

Из сказанного выше вполне очевидно, что любое общество, построенное на буржуазной системе ценностей (накопление богатств и кредит), категорически неприемлемо для христианства. Впрочем, осуждение богатства (в вышеописанном смысле) христианской традицией вовсе не означает возвеличивание бедности: бедность не порок, но и не добродетель. Поэтому типичное для православия выражение

житейских чаяний – это не "богатство" и не "бедность", но "достаток": лучше тот, кто трудится и имеет во всём достаток, нежели кто праздно ходит и хвалится, но нуждается в хлебе (Сир.10,30). В любом случае, размер имущества не является сколько-нибудь важным атрибутом человека – или, говоря словами Спасителя, жизнь человека не зависит от изобилия его имения (Лк.12,15).

Традиционное общество

Далее мы попытаемся понять, как исторические традиционные общества решали проблему сочетания работоспособной экономической системы и нравственных запретов, о примерах которых говорилось выше. Тут, однако, сразу нужно сделать пару замечаний. Первое из них касается термина "традиционное общество", ныне чаще всего понимаемый в меру испорченности понятий либерально-глобалистской системы ценностей, которая всё пытается превратить в шоу, подменяя содержание формой. Для неё "традиционное общество" - это курная изба, удобства на улице и лошадь как главное средство передвижения.

Меж тем, в реальности это вполне определённый термин – его правильнее было бы назвать "обществом традиций": это такое общество, в котором выделяется надличностный субъект права – народ, понимаемый как совокупность охраняемых государством традиций (земля, вера, язык, обычаи). Римское право определяет народ как племя людей, родившихся на одной и той же земле (Секст Помпей Фест), а его традиции как молчаливое согласие народа, укоренившееся длительной привычкой (Ульпиан). Соответственно, в таком обществе наряду с универсальными правовыми нормами (запрет убийств, воровства и т. д.) имеются и специфические, сообразные традициям каждого народа и действующие на территории его традиционного проживания. Вот почему в том же римском праве есть принципы вроде такого: вне территории действующего права можно ему не подчиняться безнаказанно (Павел). Римская империя так и была устроена: например, экономический строй Египта был жёстко-социалистическим, тогда как в Италии господствовали обычные частнособственнические отношения.

Второе замечание касается того, что принимается в качестве исторической модели традиционного общества. Обычно в качестве таковой выставляют средневековую Западную Европу, что по-хорошему следовало бы счесть злонамеренной провокацией. Потому как Западная Европа в тот период – это обиталище дикости, которое считать образцом какой-либо модели цивилизации совершенно невозможно: цивилизация там просто отдыхала. Степень деградации человеческой культуры, социальной инфраструктуры, систем жизнеобеспечения и просто уровня потребления по сравнению с Римской империей была столь высока, что такое общество может быть образцом разве только того, чего не должно быть.

Города опустели, а те, что оставались, утопали в нечистотах. Люди не мылись зачастую годами: к примеру, даже в 16 веке королева Елизавета Английская мылась аж раз в три месяца, а до 14 века всё было ещё запущеннее – кстати, французы стали придумывать косметику именно по причине распространявшегося тогда человеческими телами даже во дворцах жуткого смрада (Людовик XIV из-за этого велел придворным активно пользоваться духами – а ведь это уже конец 17 века!) Эпидемии в таких условиях были перманентными (например, чума, пришедшая в середине 6 века, отступила лишь в конце 7). Во взаимоотношениях людей в первые после падения Рима 500-600 лет господствовало варварское кулачное право: писаные законы римского типа игнорировались, вместо них работали кодексы вроде "Салической правды" франков, где подробно расписывались наказания за увечья, ставшие обыденными в практике человеческих отношений горячих варварских парней.

Например, такие статьи: Если кто изувечит руку или ногу другому, лишит его глаза или носа, присуждается к уплате 100 солидов. Если же у него эта изувеченная рука остается висеть, присуждается к уплате 63 солидов (29,1-2).

Наука и искусство были заброшены, как и вся прочая городская культура. Господствовали дикие суеверия и предельно грубые нравы. Попытки свалить все эти вещи на Церковь, объявив их христианскими, суть клевета: если бы это было так, то в православной Византии творилось бы нечто подобное – меж тем, ничего такого там и близко не было. Чтобы убедиться в этом, можно сравнить всё, что угодно – от водопроводов и бань до школ и научных взглядов: к примеру, сравните западноевропейские представления о плоской земле на трёх китах (или слонах, или черепахах), которые атеистическая пропаганда обожает приводить как пример церковного мракобесия, с подлинной церковной песнью водрузивый на ничесомже землю повелением Твоим, и повесивый неодержимо тяготеющую, составленную св. Иоанном Дамаскином ещё в 8 веке и поемую в православной Церкви посейчас.

В Западной Европе даже многие епископские кафедры пустовали десятилетиями – да и в иных случаях "благородное рыцарство" соглашалось с Церковью лишь тогда, когда это не противоречило его шкурным интересам. В общем, за крайне редкими исключениями, это дикарское сообщество никоим образом не может быть образцом какого-либо традиционного общества – скорее примером того, что происходит, когда традиционное общество рушится. Нормальными же примерами традиционного общества следует считать Римскую империю с самого своего возникновения в 1 в. до н. э. и до падения Константинополя в середине 15 века (за некоторыми изъятиями) – а если чуть шире, то ещё и московскую Русь 15-17 веков. Эти 1700 лет дают вполне достаточный материал для представления о том, как традиционная империя пытается выстроить приемлемую экономическую систему – и не только экономическую.

Римское право ввело понятие естественных прав человека и возвестило, что по естественному праву все рождаются свободными (Ульпиан). И что гражданский разум может ущемлять гражданские права, но не естественные права (Гай). И что свобода – это естественная возможность каждого делать то, что он хочет, если он не прибегает к насилию и не нарушает закон (Флорентин). И что никто не должен терпеть наказание за мысли (Ульпиан). И что нельзя изобличить иначе, чем письменными документами или с помощью свидетелей (Павел). И что в сомнительных случаях всегда предпочтительны более мягкие решения (Гай) И что домашние не должны привлекаться в качестве свидетелей (Ульпиан), а отцовское преступление или наказание никоим образом не пятно на репутации сына (Каллистрат). И что нельзя дважды наказывать за одно и то же (Гай). И что никто не должен изгоняться из своего дома (Павел). И даже что новобранцев следует щадить (Модестин). И что защищаться силой от насилия позволяют все законы и все права (Павел). И что, наконец, в целом предписания права таковы: честно жить, не вредить другим, воздавать каждому своё (Ульпиан). Да-да, это всё не изобретение современной либеральной мысли, а творения римских юристов 1-3 веков, через Кодекс и Дигесты Юстиниана полностью перешедшие и на византийскую эпоху – даже определение брака римского юриста 3 века Модестина как пожизненного союза мужа и жены, общности божественного и человеческого права с точностью до запятой повторено в константинопольской "Алфавитной Синтагме" Матфея Властаря, написанной в 14 веке.

Экономическое право (и практика его применения) традиционного общества было весьма подробно разработано. Прежде всего, из-под него почти полностью выводилась область сакрального как не являющаяся предметом регулирования обычного имущественного права или принципов купли-продажи: святые предметы... не являются ничьим имуществом – и в то же время они защищены и укреплены от оскорбления людей (Марциан). В остальном же господствует свобода предпринимательства, ограниченная лишь барьерами против безудержного роста спекуляции и ростовщичества. Ещё Аристотель (4 век до н. э.) в своей "Политике" (1 ч., 3 гл.) писал: Приобретательная деятельность бывает двоякая – торговая и домохозяйственная, и лишь последняя вытекает из необходимости и заслуживает одобрения, так как первая, коренящаяся в обмене, справедливо осуждается. Исходя из этого, общество пыталось ограничить возможности обогащения посредством этого "обмена". Так, знаменитый Катон Старший (тот самый, который всё повторял, что Карфаген должен быть разрушен) начинает свой фундаментальный труд "Земледелие", написанный около 200 г. до н. э., словами: Предпочтительнее, пожалуй, для обогащения заняться торговлей, да она так опасна; или даже ростовщичеством, да оно так непочтенно

Императоры ограничивали цены на основные продукты и товары – впрочем, цена хлеба жёстко регулировалась ещё в Римской республике. Диоклетиан в 301 году н. э. опубликовал Эдикт о твёрдых ценах и зарплатах, причём его нарушителей следовало немедленно казнить (по городам были установлены плахи, и палачи с топорами стояли наготове) – правда, тут регулирование оказалось уж слишком жёстким, поэтому Эдикт не пользовался успехом. Константинопольский период лишь упрочил такое положение дел: "Книга эпарха" (9 век) регулировала цены и торговые надбавки по хлебу, мясу, рыбе и другим товарам. Регулирование было гибким: печёный хлеб мог стоить максимум на 21% дороже того количества зерна, из которого он был сделан; торговая наценка по рыбе была лишь 8%; мясо частями продавалось по той же цене, что и целая туша – но мясник забирал себе в качестве прибыли голову, внутренности и ноги.

Интересно, что и в Западной Европе в моменты редких просветлений делалось то же самое – например, Нимвегенский капитулярий Карла Великого (806 год) гласит: Постыдную прибыль получают те, кто разными неблаговидными способами стараются собрать в одно и то же место что-либо с целью прибыли: кто, например, во время жатвы или во время сбора винограда не по нужде, а по жадности скупает жатву или вино, покупает, например, один модий за два денария и сохраняет его до тех пор, когда будет опять в состоянии продать за четыре, шесть или более денариев, - это мы называем постыдной прибылью. Кстати, этот капитулярий говорит не только о "постыдных прибылях", но и о максимальных ценах, о даче денег в рост, а также о законном и незаконном проценте.

Последнее тоже не было новостью: в Риме издавна существовала норма "допустимого" процента, равная 1/12 суммы, то есть 8.33% годовых. Правда, в реальности ростовщики старались ссужать деньги под более высокие проценты, а попытки цезарей их усмирить заканчивались иногда весьма любопытно: так, на установление Тиберия, пожелавшего в 33 году вернуть процент к вышеназванной величине, тогдашние банкиры отреагировали совсем по-современному (похожие события случились в Америке в 1907 и 1929 годах) – остановили кредит вообще, тем самым спровоцировав глубокий кризис ликвидности и, как следствие, резкое падение рынка недвижимости, которую собственники стали распродавать за бесценок, дабы получить хоть какие-то живые деньги. Впрочем, дразнить мрачного Тиберия банкирам не стоило: тот немедленно пустил в ход свой немалый "стабилизационный фонд" и остановил панику – ну а казнь непокорных олигархов всегда была для него излюбленным развлечением...

Надо заметить, однако, что жестокий метод проскрипций был тоже частью обычной экономической системы традиционного общества. Дело в том, что такое общество почти всегда описывает, как оно понимает добро (которое вознаграждается) и зло (которое осуждается) – например, общество, где господствует христианство, считает предосудительным накопление богатств и дачу денег в рост. Однако это не означает, что, живя в таком обществе, вы не можете этим заниматься: если вам не дорого спасение и обретение Царства Божия – воля ваша, живите как хотите. Категорически запрещается вам лишь пытаться навязать обществу ваши ценности (например, что частная собственность священна), перевернув традиционные с ног на голову – вот за такие попытки вы тут же отправитесь на рудники, а в худшем случае и на эшафот.

продолжение