|
|
«Говоря «свободный рынок», мы шутим. Мы понимаем, что свободный рынок — это нонсенс. Мы знаем, как это делается, чтобы играть системой, чтобы разрушить рынок, или, по крайней мере, чтобы найти кого-то, кто заплатит вам много денег, потому что поверит, что дают бесплатный обед. Мы знаем, что в этом случае идет разговор о власти, что это такая игра без ограничений для взрослых. Мы согласны с Мао, что политическая исходит из дула пистолета».
Ron Bloom — «Царь» промышленности США
| | |
|
|
|
|
|
|
|
|
|
|
|
|
|
КОРРУПЦИЯ КАК НОРМА?
| |
Нужна новая модель отношений бизнеса, общества и государства Советский Союз на имперском излете имел развитый и самовоспроизводящийся бюрократический аппарат - высококвалифицированный, жестко структурированный вертикально и горизонтально, органично интегрированный в существующую систему с помощью идеологии. Старение высшего советского руководства и длительный застой провоцировали социальную пассивность населения и циничное отношение к идеологии, структурирующей общество. Лишенные возможности карьерного продвижения молодые представители нижестоящих звеньев бюрократической лестницы желали перемен - но это входило в противоречие с законами функционирования иерархии государственной власти. Поэтому «революция» 1991 года - закрепленная правовыми актами скачкообразная смена власти и элит - была номенклатурной. В результате нее бюрократия преодолела незыблемый для советского режима запрет на легальную и открытую - а не завуалированную сложными и замыкавшимися на тот же самый партаппарат теневыми отношениями - частную собственность. Опасный симбиоз На Западе хорошо понимают опасности и риски, связанные с бюрократией. Основная угроза, исходящая от этой замкнутой корпорации, заключается в том, что бюрократия всегда стремится закрыться, спрятаться от общества. Приходя во власть, она мгновенно коррумпируется, получает доступ к ресурсам, рычагам управления и в отсутствие общественного контроля превращает государство в источник собственного обогащения. Однако на Западе имеется не только государственный, но и серьезный общественный контроль над бюрократическими институциями всех уровней. Именно поэтому здесь утвердилась практика создания правительств, формируемых парламентским большинством. Уже столетия эта система действует в Великобритании, Германии и даже в президентской Франции. В итоге жесткие правовые рамки, с одной стороны, и публичный общественный, политический и партийный контроль, с другой, позволяют европейцам минимизировать риски и опасности, связанные с бюрократией. В отличие от стран, где формирование крупных бизнес-структур происходило в условиях развитых рыночных отношений, в постсоветской России аналогичные процессы шли путем приватизации государственной собственности. Формирование в 90-е годы крупных состояний в виде финансовых, производственных и иных материальных активов, по сути, являлось присвоением так называемой политической ренты. Под такую задачу формировался и затачивался бюрократический аппарат, который распределял собственность через уполномоченные банки, инвестиционные конкурсы и залоговые аукционы. Законодательное несовершенство трансформации собственности, размеры этой собственности, исторически беспрецедентные сроки приватизационных процедур и географические масштабы страны входили в противоречие с мировой практикой легитимации новых владельческих отношений. Отсутствие легальных оборотных средств, минимально необходимых для приобретения в собственность предприятий, породило симбиоз корпоративного бизнеса и чиновничьего сообщества, работающего за откат либо за долю в бизнесе (пролонгированный откат). Главный ущерб от подобной политики заключался в идеологическом (энергоинформационном) размагничивании страны как структурированной системы. На всех уровнях и по всем направлениям. В результате - ликвидация геополитической и цивилизационной субъектности России, утрата вектора цели и деградация общественных отношений. Между тем по своему предназначению чиновник должен служить гражданам - прямо или косвенно - в структуре государственной власти. Самый совершенный бюрократический аппарат является мультипликатором власти, но ни в коем случае не самой властью. Закон разделяет права чиновника и гражданина очень четко: чиновник может только то, что разрешено, а гражданин имеет возможность делать все, что не запрещено. В противном случае общество меняет субъектов власти через систему выборов. Если это невозможно, то наступают социальная апатия, застой и происходит взрыв (революция). Приведенная схема безальтернативна для гражданского общества - в отличие от разных вариантов авторитаризма. Бюрократия как система не нуждается в идеологии, она мимикрирует под среду и занимает свободное правовое пространство. В свою очередь, политическая идеология складывается спонтанно или создается целенаправленно для обеспечения процессов отправления властных полномочий. Идеология, даже ущербная, структурирует общество в государство, а граждан - в нацию. Но Конституция РФ 1993 года определила, что никакая идеология не может быть господствующей или государственной. Оборотной стороной этой конституционной нормы явились деполитизация общества и одновременное усиление чиновничьей касты - чем меньше людей занимаются политикой и государственными делами, тем крепче власть бюрократии, тем прочнее сращивание бизнеса и чиновничества - сращивание, приводящее к возникновению новой корпоративности. Эта корпоративность проявляется в дальнейшем укреплении политико-экономических кланов - своего рода сверхкорпорации, которая все ощутимее нависает над обществом и отчуждается от него. Восток-Запад: исторический опыт обуздания бюрократии Традиционно бюрократия выступает как усилитель государственной власти. В древнем и средневековом Китае не существовала частная собственность на землю в европейском смысле. Император считался единственным собственником всех земель страны, а его подданные воспринимались как члены одной большой семьи. Соответственно чиновники оказывались управителями императорской собственности, приближенными к божеству и действующими от его имени. Отсюда и задача бюрократии понималась не как служение общественным интересам, а как смягчение негативных последствий от действия в принципе неискоренимых пороков людей - дабы обеспечить эффективную власть императора. В западной бюрократической традиции можно выделить два течения - континентальное и англо-американское. Принципиальное различие между ними состоит в том, что в Европе демократизация политической системы произошла намного позднее возникновения бюрократии. Традиции государственного аппарата исполнительной власти были сохранены и довольно безболезненно инкорпорированы в политические системы европейских демократий. Иначе складывалась ситуация в Великобритании и США. Соединенное Королевство дольше других стран обходилось без профессиональной государственной службы в современном смысле слова. Министерства существовали здесь еще с XVII века, но единой системы централизованной администрации не сложилось. Служба воспринималась как почетная обязанность аристократии и знак доверия к ней со стороны короны и общества и потому осуществлялась на нерегулярной основе и за нерегулярное вознаграждение. Высокий имущественный и образовательный статус аристократии, присущая ей социальная ответственность и ограничение полномочий королевскими патентами препятствовали злоупотреблениям. В Америке утвердилась традиция слабого, существенно ограниченного в своих возможностях и полномочиях правительства при сохранении самоуправления свободных людей на свободной земле и сильном недоверии к любой исполнительной власти, ассоциировавшейся с колониальной администрацией британской короны. Поэтому бюрократия, возникшая в Североамериканских Штатах позже демократии, вызывала у граждан подозрения и должна была приспосабливаться к условиям и политическим ориентациям изначально идеологически эгалитарного общества. Можно ли оптимизировать бюрократию? Совершенствование аппарата не есть его линейное увеличение. Как правило, эффективность работы аппарата обратно пропорциональна его размеру - начиная с определенного оптимума. Самоорганизация аппарата объективно ведет к его разрастанию, а организация извне предполагает принудительное воздействие ради оптимизации функционирования. В последнем случае соответствующее идеологическое обеспечение позволяет минимизировать противодействие реформируемой системы. Наиболее сложные точки взаимодействия бюрократии и общества были в свое время определены Марксом. Бюрократия в его описании выглядит абсолютным злом. Здесь и подмена общественного интереса частным интересом власти и конкретного чиновника, то есть «присвоение государства» бюрократией; и органическая неспособность бюрократии решать подлинные проблемы, отсутствие у нее государственного разума; и извращенное восприятие действительности, предвзятость, произвол, возрастающий по мере продвижения к вершине бюрократической иерархии; и корпоративность, своекорыстие этой иерархии; и карьеризм как образ ее жизни; и ее притязания на монопольную компетентность; и формализм... Интегральная характеристика бюрократии дается Марксом через распространение на нее его знаменитой категории отчуждения. В целом же бюрократия, по мнению Маркса, есть организм-паразит, принципиально не способный быть ни носителем разума, ни выразителем общих интересов. Несмотря на то что Маркс опирался на анализ деятельности прусской бюрократии первой половины XIX века, его анализ применим к большинству современных бюрократий. Если под этим углом зрения взглянуть на исторические судьбы бюрократии на протяжении последних полутора-двух веков, то можно заметить, что она как производная от имперских структур XIX века из-за собственного консерватизма не успевала адаптироваться к менявшимся реалиям, что и вызвало общественное отрицание роли государства и государственной бюрократии. В XX веке бюрократическая инерция дважды обрушивала Россию, а сверхразвитый госаппарат фашистской Германии задушил экономику страны уже к 40-м годам. Оптимизация бюрократии невозможна без институтов гражданского общества. Политически пассивное население не заставит госаппарат служить народу. Для успешного реформирования госаппарата необходимо, чтобы зажатая с двух сторон - волей центральной власти и силой общественного мнения - инертная бюрократическая масса приняла неизбежность преобразований. Корпоративное государство и его перспективы в России В российском бытовом понимании коррупция - это системное взяточничество, то есть уголовно наказуемое деяние, воспринимаемое как следствие отдельных издержек системы (недоработок правоохранительных органов, ангажированности СМИ, слабости общественных контролирующих организаций, несовершенного законодательства о труде и т.д.). В действительности в России налицо жестко структурированная связка госаппарата и крупного бизнеса - связка, защищенная исполнительными структурами и идеологией партии власти. Коррупция в России - это не отклонение от нормы, а сама норма. А безвозмездное предоставление административных услуг - скорее, исключение из правил, за которое - как за демпинг - неминуемо следует внутрикорпоративное наказание. Такая норма - результат правил, сложившихся в пору перераспределения собственности при обмене «товара - административного ресурса» на «товар-деньги», «товар-активы» и т.п. Еще в начале прошлого века Василий Ключевский заметил: «В России никогда не было борьбы партий, в России всегда была борьба ведомств». В этой точной формулировке - суть российского политического процесса в дореволюционную, советскую и постсоветскую эпохи. Нами по-прежнему управляет чиновничество, не контролируемое ни обществом, ни государством. В результате в стране идут по большей части хаотичные, малоэффективные реформы, во многом отталкивающиеся от интересов ведомств, а доморощенная коррумпированная бюрократия оказывается зачастую сильнее, чем государственная власть. Наглядный пример тому - парламент, который несравнимо слабее правительственной бюрократии. Он не только не формирует правительство, но по Конституции даже не обладает контрольными полномочиями по отношению к исполнительной власти. Партии власти, создаваемые под выборы и побеждающие на них, - не что иное, как продукт бюрократии. То есть значительную часть парламента формирует сама бюрократия. Сегодняшний госаппарат сложился еще при Ельцине. Развращенный приватизацией 90-х годов и почувствовавший за собой силу государственной власти, он перешел на системное обслуживание экономики. При этом произошло лавинообразное втягивание в круг потребителей административного ресурса новых госструктур и функциональное деление на кланы. С конца 90-х основным способом экспансии крупного бизнеса сделался захват слабо защищенных предприятий и компаний с использованием процедуры банкротства (криминальное рейдерство). Для подобной экспансии потребовался эффективный административный ресурс, то есть те самые связи, которые были наработаны в ходе ваучерной и залоговой приватизаций. Помимо чиновничества носителями такого ресурса стали правоохранительные и судебные органы. В итоге круг чиновников, причастных к перераспределению собственности, еще больше расширился. В обиход вошло понятие «административная рента». В результате присвоения такой ренты значительная часть бюрократии стала вторым после бизнеса обладателем крупной собственности. Какая-то часть собственников-чиновников переходит в бизнес, но подавляющее большинство остаются на своих местах, не способствуя развитию экономики, а лишь паразитируя на ней. Примерно с 2003-2004 годов уже крупный бизнес стал источником административной ренты. Дело ЮКОСа развязало руки чиновникам, обслуживающим приватизационные процессы и понимающим условную легитимность этих процессов. Симбиоз бизнеса и бюрократии - это не просто линейное сложение двух качеств, это структурирование сильной подсистемы внутри слабой государственной системы. При этом интересы политико-экономических кланов входят в объективное противоречие с интересами государства. Сегодня все чаще приходится слышать о так называемом корпоративном государстве. Но интересы корпорации и государства не просто различны, они лежат в разных системах координат. Так, экономическая эффективность корпорации зависит от минимизации затрат с целью максимизации прибыли. А эффективность экономической политики государства определяет уровень безработицы и объем ВВП. Если эти аксиомы перевести на язык нынешнего русского корпоратива, то следует уволить всех работников, например, Самарского НПЗ, принять по контракту минимально необходимое количество сотрудников, прибыль отвести в офшоры для минимизации налога на нее, выплачивать зарплату по черным и серым схемам ради уменьшения налогооблагаемой базы внебюджетных фондов. А также передать на баланс местным властям ведомственные детсады, стадион, легкоатлетический манеж, бассейн, Дворец молодежи, Дом культуры. С минимальной прибыли заплатить налоги в бюджет - на оборону, образование, культуру, развитие фундаментальной науки. А с минимальной зарплаты - налоги на выплату пенсий, здравоохранение, социальное страхование. Выведенная из-под налогообложения прибыль начинает циркулировать в западных финансовых институтах, идя на оплату расходов правительства Соединенных Штатов, их армии, полиции, безработных и пенсионеров, фундаментальной науки и технологий. Эти деньги формируют бюджеты Мирового банка и МВФ и выдаются правительству России в виде кредитов. Аппарат корпоративного государства делится на функциональные группы влияния, обслуживающие интересы корпоративных институций в ущерб интересам государства. Аппарат занимается деполитизацией отношений общества и государства, закупоривает каналы взаимодействия общества с властью и стимулирует отчуждение граждан как от бизнеса, так и от самой власти. Гипертрофированная корпоративизация в первую очередь оказывает негативное воздействие на систему представительных учреждений и представительной демократии. Поддержка бизнес-сообществом одной партии (партии власти) лишает ее политической самостоятельности, политическое участие замыкается на все тот же корпоративный интерес. Экспансия корпоративно-бюрократического анклава в сферу представительных учреждений и верхушку госаппарата напрямую влияет на формирующуюся ныне систему политических отношений. Отличительной чертой этой системы становятся возрастающая роль функционального представительства (представительства интересов) и, напротив, прогрессирующее снижение роли представительства партийно-политического. Приоритетная роль узкокорпоративных, эгоистических интересов препятствует выработке основанного на учете коренных национальных интересов целеполагания, подрывает сами основы нормального функционирования общества, порождает в нем застойные явления, чреватые непредсказуемыми социально-политическими последствиями. Сегодня роль неэкономических факторов формирования рынка и его субъектов если и не сходит на нет, то существенно снижается, и те связи с бюрократией, которые в недавнем прошлом обеспечивали экспансию крупного бизнеса, превратились из условия роста в причину торможения. Рента, которую бизнес вынужден платить бюрократии, снижает его конкурентоспособность как на внутренних, так и на внешних рынках. А это значит, что поддержание прежних уз, связывающих предпринимателей и чиновников, становится для преимущественной части бизнеса все более обременительным. Бизнес оказывается заинтересованным в разрыве этих уз. Что же касается малого и среднего бизнеса, то подобная заинтересованность у него была с самого начала. Но если прежде он мало что мог сделать для этого, то ныне, вместе с бизнесом большим, он способен оказать серьезную политическую поддержку тем силам, которые готовы будут взяться за решение такой задачи. Есть основания надеяться, что обретающая в России системный характер институционализация создает и благоприятные предпосылки для смещения приоритетов бизнеса от служения бюрократии к служению обществу, к принятию на себя большей социальной ответственности. Крупный бизнес все больше начинает проявлять себя в этом направлении - и это уже становится существенным фактором общественной жизни. Разумеется, здесь речь не о тех нередких случаях, когда социально ответственное поведение бизнеса превращается в обязаловку и тем самым генерируется еще один вид административной ренты. То есть очевидны серьезные тенденции, способные послужить основой для альтернативного варианта отношений бизнеса, общества и государства. Но, конечно, при той инерции, какая имеется в этой сфере, одних таких тенденций пока недостаточно. И все же есть основания полагать, что чем жестче становится корпоративно-бюрократическая модель и чем настойчивее она пытается распространять свое влияние, тем четче выявляются ее изъяны и пороки и тем больше становится сторонников ее демонтажа. Александр Кузнецов «Политический Класс»
|
Категория: Коррупция | Добавил: Админн
|
Добавлять комментарии могут только зарегистрированные пользователи. [ Регистрация | Вход ]
|
|
|
|
|