Деловой Мир - Статьи

Завершается первая стадия президентства Обамы. Первые месяцы любого американского президентства проводятся заполнением ключевых постов и изучением рычагов внешней политики и политики национальной безопасности. Также проходят первые раунды визитов иностранных лидеров и первые пробные шаги во внешнюю политику. Первое лето видит лидеров Северного полушария в своих ежегодных летних отпусках, и за исключением кризиса или войны, мало что происходит на международной арене. Затем наступает сентябрь, и мир снова приходит в движение, и первая стадия внешней политики президента завершается. Президент больше не думает о том, какой политике он будет следовать, теперь у него есть политика, которую он выполняет.

Поэтому это хороший для нас момент, чтобы остановиться и рассмотреть не то, что будет делать президент Барак Обама в области внешней политики, а то, что он уже сделал и делает. Как мы уже отметили до этого, единственной и самой отличительной чертой внешней политики Обамы является то, насколько она последовательна с политикой прежнего президента Джорджа Буша. Это не удивительно. Президенты работают в мире ограничений; их выбор ограничен. Всё же, следует сделать паузу, чтобы отметить, как минимально отклонился Обама от внешней политики Буша.

Во время президентской кампании США в 2008 году, особенно на начальных стадиях, Обама выступал против войны в Ираке. Главным элементом его ранней позиции было то, что война была ошибкой, и что он положит ей конец. Обама утверждал, что политика Буша – и что более важно, его стиль – отчуждает союзников США. Он обвинил Буша в проведении односторонней внешней политики, отчуждении союзников, будучи не в состоянии действовать вместе с ними. При этом он утверждал, что война в Ираке разрушила международную коалицию, которая была нужна Америке для любой успешной реализации военных действий. Далее Обама утверждал, что Ирак был отвлечением и что главное военное усилие должно сосредоточиться в Афганистане. Он добавил, что США понадобится поддержка союзников по НАТО в Афганистане. Он сказал, что администрация Обамы обратится к европейцам, восстановит там связи и получит большую поддержку от них.

Хотя в Ираке с США сотрудничали примерно 40 стран, пусть многие из них лишь с символическими вкладами, главные европейские державы – в частности, Франция и Германия – отказались участвовать в этой кампании. Когда Обама говорил об отчуждающихся союзниках, он ясно подразумевал эти две страны, так же, как и меньшие европейские страны, принадлежавшие к американской коалиции времен "холодной войны", но не желавшие участвовать в войне в Ираке и выражающие теперь враждебность к американской политике.

В начале своего президентства Обама принял два стратегических решения. Первое: вместо незамедлительного приказа о выведении войск из Ирака он принял политику администрации Буша по постепенному выводу, связанному с политической стабилизацией и развитием сил безопасности Ирака. Пока он определял время вывода войск, основная стратегия оставалась неизменной. Действительно, он оставил министра обороны Роберта Гейтса, который был еще при Буше, чтобы тот следил за процессом выведения войск.

Второе: он увеличил численность американских войск в Афганистане. Администрация Буша "посвятила" себя Афганистану с 11 сентября. Однако она оставалась в оборонительной тактике, веря в то, что учитывая войска, возможности врага и многолетние наблюдения, это было лучшим, что можно было сделать, особенно при том, что Пентагон был почти незамедлительно переориентирован и перефокусирован на вторжение и последовательную оккупацию Ирака. Почти в конце администрации Буша начала исследовать – под влиянием генерала Дэвида Петрэуса, который разработал стратегию в Ираке – возможность своего рода политического размещения в Афганистане.

Обама изменил свою стратегию в Афганистане до следующей степени: он отодвинулся от чисто оборонительной тактики до смешанной тактики нападения и защиты, и отправил больше войск в Афганистан (хотя США до сих пор не имеет такого количества войск, какое имел Советский Союз во время его афганской войны). Таким образом, основная структура политики Обамы остается той же, что была у Буша, за исключением введения ограниченных нападений. Более значительным изменением с начала работы Обамы стало то, что пакистанцы заняли более агрессивную позицию (или, по крайней мере, хотят казаться более агрессивными) по отношению к "Талибану" и "Аль-Каиде", по крайней мере, в пределах собственных границ. Но даже при этом основная стратегия Обамы остается подобной стратегии Буша: оставаться в Афганистане, пока политическая ситуация не достигнет момента, когда политическое урегулирование станет возможным.

Более интересно то, какого незначительного успеха достиг Обама с французами и немцами. Буш прекратил просить их о помощи в Афганистане, однако Обама попытался снова. Он получил тот же ответ, что и Буш: нет. За исключением некоторой маленькой, краткосрочной помощи, французы и немцы не пожелали выделить войска для главной военной операции Обамы. Это и является некоторым отличием.

Учитывая степень антипатии европейцев к Бушу и их стремление иметь дело с президентом, который вернул бы американо-европейские отношения на ту стадию, на которой они были (по крайней мере, на их взгляд), каждый мог подумать, что французы и немцы поспешат сделать некоторый существенный жест, вознаграждающий США за избрание проевропейского президента. Несомненно, это было в их интересах укрепить Обаму. Тот факт, что они отказались сделать этот жест, предполагает, что отношения Франции и Германии с США менее важны для Парижа и Берлина, чем это казалось бы. Обама, как проевропейский президент, придавал особое значение войне, которую одобрили Франция и Германия, больше чем войне, которую они не одобряли, и попросил их о помощи, однако фактически ни одна из стран не сделала этого.

Желание Обамы "перезагрузить" отношения с Европой соответствовало его желанию "перезапустить" отношения между Америкой и Россией. После "Оранжевой революции" в Украине в конце 2004 года и начале 2005, американо-российские отношения резко ухудшились: Москва обвинила Вашингтон во вмешательстве во внутренние дела бывших советских республик с целью ослабить Россию. Эти отношения еще больше ухудшились после российско-грузинской войны в августе прошлого года. После этого администрация Обамы предложила "восстановить" отношения, а государственный секретарь США Хиллари Клинтон во время своей весенней встречи с русскими преподнесла им коробку с "кнопкой перезапуска".

Проблема, несомненно, заключалась в том, что "перезапустить" отношения с США русские хотели в самую последнюю очередь. Они не хотели возвращаться назад к периоду после "Оранжевой революции", не хотели возвращаться в период между крахом Советского Союза и "Оранжевой революцией". Призыв администрации Обамы к "перезапуску" отношений показал расстояние между русскими и американцами. Русские расценивают последний период как экономическое и геополитическое бедствие, тогда как американцы расценивают его как вполне удовлетворительное. Оба представления полностью понятны.

Правительство Обамы подавало сигналы о том, что оно намерено продолжать политику Буша по отношению к России. Эта политика заключалась в том, что Россия не имела законного права требовать приоритета на территории бывшего СССР, и что США имеют право развивать двусторонние отношения с любой страной и расширять НАТО по желанию. Но администрация Буша видела, что российское руководство не желает следовать основной структуре отношений, сложившихся после 1991 года, и не поддерживают неблагоразумный пересмотр отношений, которые Америка считала стабильными и желаемыми. Ответ России был таким, что между странами необходимы совершенно новые отношения, или русские начнут преследовать независимую внешнюю политику, схожую с американской враждебностью к русским и наоборот. Выдвигая на первый план продолжительность американо-российских отношений, планы по установлению системы противоракетной обороны (ПВО) в Польше, являющиеся символом антагонистических отношений России и Америки, остаются неизменными.

Главная проблема заключается в том, что поколение американских экспертов по России во время "холодной войны" было вытеснено поколением после "холодной войны", дошедшим до стадии зрелости и власти. Если воители "холодной войны" были выдуманы в 1960 гг., воители после "холодной войны" навсегда остались в ловушке 1990 гг. Они полагали, что 1990 гг. представляют стабильную платформу, с которой можно реформировать Россию, и что жалобы русских, погруженных в бедность и международную нерелевантность, тогда были просто частью заказа после "холодной войны". Они полагают, что без экономической мощи Россия не может надеяться стать важным игроком на международной сцене. Что Россия никогда не была экономической державой, несмотря на вес её влияния, но часто была неофициальной военной державой. Поэтому они постоянно ожидают, что Россия вернется к примеру 1990 гг., и верят, что если Москва не сделает этого, она рухнет – это объясняется в интервью "Wall Street Journal" вице-президента США Джо Байдена, в котором он обсуждал спад России с точки зрения её экономических и демографических проблем. Ключевые советники Обамы пришли из администрации Клинтона, и их видение России, так же, как и видение администрации Буша, было сформировано в 1990 гг.

Когда мы смотрим на американо-китайскую политику, мы видим очень схожие черты с политикой администрации Буша. США при Обаме имеют тот же самый интерес в поддержании экономических связей и в том, чтобы избегать политических осложнений. Того же самого принципа придерживалась администрация Буша. Действительно, Хиллари Клинтон явно отказалась вовлечь себя в проблемы по правам человека во время своего визита в Китай. Разговор о проблемах прав человека в Китае "ушёл". Учитывая интересы обеих стран, это имеет смысл, но это также примечательно, учитывая большую возможность разговора с Китаем в этом направлении (и выполнение предвыборных обещаний), которое возникло после того, как Обама занял кресло президента (такие, как уйгурские восстания).

Большой интерес, конечно же, вызвали три больших открытия ранней администрации Обамы: к Кубе, Ирану и исламскому миру в целом через речь Обамы в Каире. Кубинцы и иранцы отклонили его начало, тогда как общий результат после его речи-обращения к исламскому миру остается неясным. По Ирану мы видим самую важную продолжительность. Обама продолжает требовать закрытия ядерной программы Тегерана, и пообещал дальнейшие санкции до тех пор, пока Иран не согласится вступить в серьезные переговоры в конце сентября.

По Израилю США просто переместил помехи. Как Буш, так и Обама требовали, чтобы израильтяне остановили колонизацию. Этого требовали и многие другие администрации. Израильтяне обычно отвечали согласием на что-то незначительное, в то же время, игнорируя более широкий вопрос. Администрация Обамы, похоже, была готова сделать это главным приоритетом, но вместо этого продолжила поддерживать сотрудничество по безопасности с израильтянами по Ирану и Ливану (и мы допускаем, что это было сотрудничество органов разведки). Как и администрация Буша, администрация Обамы не позволила урегулированию встать на путь фундаментальных стратегических интересов.

Это не критика Обамы. Президенты – все президенты – продолжают стоять на платформе, которая выиграет. Если они хорошие президенты, они оставят позади эти обещания управлять, как они должны. Это то, что сделал Обама. Он стал президентом, как антитезис Бушу. Он проводит свою внешнюю политику так, как если бы он был Бушем. Это происходит потому, что внешняя политика Буша была сформирована необходимостью, и внешняя политика Обамы сформирована той же необходимостью. Президенты, которые полагают, что они могут править независимо от реальности – неудачники. Обама не намерен терпеть неудачу.

Джордж Фридман

"Stratfor"

«БАСТИОН» ПРОТИВ РАЗРЯДКИ

Если президент проводит катастрофическую внешнюю политику, нельзя сидеть сложа руки.

Визит министра иностранных дел Ирана в Вашингтон, состоявшийся на прошлой неделе, когда еще не высохла кровь на асфальте после жестокого подавления тегеранским режимом студенческих акций протеста, — очередное напоминание о том, что во внешней политике администрация Обамы избрала путь, ведущий к катастрофе. Не так давно сторонники более решительной позиции США уже сталкивались с подобной слабостью и уступчивостью Вашингтона. В 1970-х мы не раз становились свидетелями самых мрачных проявлений «разрядки» — когда Джеральд Форд отказался встретиться с Александром Солженицыным, когда США не помешали переброске кубинских войск в Анголу, или когда в 1979 г. Джимми Картер равнодушно наблюдал, как кучка прокоммунистически настроенных фанатиков берет власть на Гренаде, сандинисты захватывают Никарагуа, а Советы вторгаются в Афганистан – и это не говоря уже о свержении шаха и установлении хомейнистского режима в Иране.

Сегодня нам снова приходится гадать, сколько рукотворных катастроф устроит Америке нынешний Белый дом. В Гондурасе мы поддерживаем верного ученика Уго Чавеса и заявляем, что не признаем результаты ноябрьских свободных выборов. В отношениях с Израилем мы руководствуемся абсурдным тезисом о том, что расширение еврейских поселений – это главное препятствие мирному процессу на Ближнем Востоке и выкручиваем руки новоизбранному премьер-министру этой страны, требуя «заморозить» этот процесс, что невозможно по политическим соображениям и к тому же ни на шаг не приблизит мирное урегулирование. В Восточной Европе мы отказываемся от договоренности по ПРО с Польшей и Чехией, недвусмысленно давая им понять, что США не намерены противодействовать российской гегемонии в прежней советской сфере влияния.

Как уже отмечалось, Вашингтон посетил глава иранского МИДа Манучехр Моттаки (Manouchehr Mottaki) – после того, как уже десять лет подобные визиты находились под запретом. Кроме того, высокопоставленные американские чиновники шесть раз побывали в Сирии – хотя правительство Ирака и командующий нашим контингентом утверждают, что Дамаск поддерживает в этой стране убийц-джихадистов. Недавно еще один высокопоставленный представитель администрации впервые за несколько десятилетий совершил турне по «тропическому раю» братьев Кастро. В то же время президент, не желая «оскорблять» китайцев, отказывается от встречи с Далай-ламой.

Вы не видите здесь определенной последовательности? Впрочем, в своем выступлении на Генассамблее ООН президент, возможно неосознанно, сам связал все звенья в единую цепочку. Он ни словом не упомянул о наших союзниках, противниках или национальных интересах. Стремиться получить что-то взамен на сделанные уступки – тоже противоречит новоявленному духу сотрудничества. Президент отбросил все эти анахронизмы – он видит себя представителем. . . всего человечества. А раз так, то зачем Америке делать различия между друзьями и врагами, зачем торговаться о взаимных уступках? Это же вчерашний день, дух «холодной войны»!

Вместо этого он говорит нам: «Я отлично знаю, какие ожидания связываются в мире с моей деятельностью на посту президента. Эти ожидания касаются не меня лично. Скорее они обусловлены – как мне кажется – недовольством существующей ситуацией, из-за которой наши отношения все больше определяются нашими разногласиями». (Похоже, спичрайтеры Обамы решили заменить словом «недовольство» знаменитый картеровский «кризис доверия»). Значит, полагает президент, нам нужно изменить образ мышления: «Я глубоко убежден, что сейчас, в 2009 г. – больше, чем когда либо в истории человечества – страны и народы объединены общими интересами». Руководствоваться «узкими» интересами США, наших друзей и союзников – это устаревший подход: «Ведь для всего мира пришло время двинуться в новом направлении. Мы должны вступить в новую эру сотрудничества, основанного на общих интересах и взаимном уважении, и эту работу нужно начинать уже сегодня». Должно быть, для Ахмадинежада – или Путина, Асада, Чавеса, Кастро – эти слова звучат так же, как картеровский призыв избавиться от «чрезмерного страха перед коммунизмом» звучал для Брежнева.

Для тех же, кому небезразличны интересы нашей страны, ее друзей и союзников, речь президента должна прозвучать как призыв к оружию, и побудить их задаться вопросом: как мы в прошлом добивались успеха в борьбе за изменение внешнеполитического курса США? В семидесятых штабом сопротивления разрядке и сопровождавшим ее просчетам стала комната № 135 в старом здании Сената, где работали советники сенатора-демократа Генри М. Джексона (Henry M. Jackson) по внешней политике и национальной безопасности.

Я тогда трудился в секретариате Джексона – он располагался в соседнем кабинете. Мы прозвали комнату 135 «бастионом», поскольку сенатор и его «войско» постоянно подвергались атакам со стороны «прогрессивно мыслящего», либерального, космополитического истэблишмента. Нас называли поджигателями войны, адептами насилия, противниками дипломатии, отсталыми, примитивно мыслящими, опасными людьми. Мы (как же без этого) отстаивали не американские, а израильские интересы. Большинство Демократической партии, выдвинувшее в 1972 г. Джорджа Макговерна (George McGovern) кандидатом в президенты, относилось к нам с отвращением. Когда Картера избрали президентом, он вскоре возненавидел нас не меньше, чем Никсон и Форд, так что нельзя сказать, что наши противники преследовали узкопартийные интересы.

Почему я вдруг вспомнил о «бастионе»? Потому что сегодня, когда нас ожидает столь же прискорбный и опасный с внешнеполитической точки зрения период, мы могли бы кое-чему поучиться на примере тогдашней оппозиции. Джексон объединял вокруг себя противников разрядки с 1972 г., и продолжал борьбу до тех пор, пока восемь лет спустя Рональд Рейган наконец не списал ее в архив. Сегодня нас, возможно, ждет не менее затяжная битва. Джексон тогда возглавлял усилия представителей обеих партий. В наше время оппозиция, похоже, ограничивается лишь станом республиканцев, но эта ситуация изменится, когда после провалов администрации политики-демократы захотят от нее дистанцироваться.

Официально на Джексона работала небольшая группа сотрудников, но зато у него было много «добровольных помощников» в аппарате Конгресса (тогда его партия контролировала и Сенат, и Палату представителей). Сегодня республиканцам на Капитолийском холме можно дать такой совет: чтобы оказывать реальное сопротивление политическим шагам, вредным для интересов Америки, позаботьтесь о сплоченности вашей команды. Джексон и его «войско» понимали, что неформальная «сеть» способных, преданных делу сотрудников Конгресса представляет собой незаметную, но мощную силу, способную преодолевать узкопартийные рамки.

Времена меняются. Уже само появление кабельных информационных каналов и интернета создало массу новых возможностей, чтобы «достучаться» до американского народа. Но в основе своей «джексоновская модель» и ее основные принципы – готовиться к затяжной борьбе, искать сторонников не только в собственной партии, верить в американский народ и не обращать внимания на критику «властителей дум» — остается актуальной. Будь сенатор жив сегодня – он печально покачал бы головой, глядя на нынешний внешнеполитический курс, и приказал бы своему «войску» седлать коней.

Но на лице его играла бы улыбка – Джексон любил хорошую схватку и никогда не терял веры в то, что здравый смысл восторжествует. И это последний урок, который преподнес нам не только он, но и Рейган: выше нос! Не надо ныть, не надо опускаться до личных выпадов. Подобные вещи политически ошибочны, непривлекательны, от них попахивает ничем не обоснованным пораженчеством. Ведь американский народ по-прежнему считает, что наши отношения с убийцами-исламистами и репрессивными режимами «определяются нашими разногласиями». Он не согласен с тезисом о том, будто нас с этими группировками «объединяют общие интересы», и знает, что к друзьям и врагам не следует относиться одинаково. В этой борьбе вокруг политики нашей страны по отношению к окружающему миру мы сражаемся на стороне американского народа, и он тоже на нашей стороне.

Элиот Абрамс – специалист по Ближнему Востоку, старший научный сотрудник Совета по международным отношениям (Council on Foreign Relations). В свое время он работал в администрациях Рейгана и Джорджа У. Буша

"The Weekly Standard", США