Проблема нанотехнологического субъекта

Позволим себе для начала немного поиронизировать по поводу страхов перед нанотехнологической революцией, перед нашествием самовоспроизводящихся нанороботов – нанитов, якобы могущих привести человечество, если не всю вселенную, к так называемой катастрофе серой слизи. В связи с распространяемыми слухами о появлении разных необычных существ, извилины отечественных мыслителей накалились до предела. Народ начал паниковать и потихоньку сходить с ума. Ходит жуткая история об одиноком блоггере, который якобы "убил себя ап-стену", когда понял, что никогда не сможет пройти тест Тьюринга (объективный тест для ответа на вопрос: человек ты или машина?).

Но, как сказал мне один мой приятель: мемописатель конструирует, а мемореципиенты трансцендентально апперцептируют. - Переводя на простонародный: "пипл хавает". И тут нелишне было бы вспомнить разного рода "конституированные комплексы переживаний": толкиенских гоблинов, зомби Чалмерса, поющих кариатид Пелевина. – Все эти персонажи суть модели субъекта, обладающего сообразительностью, однако полностью лишенного "квалия", другими словами если и способного на какое-то великодушие, то лишь в виде мимикрии, заведомо коварной. Для того, чтобы стать людьми им недостает, по крайней мере, свободы воли, без которой высокопарные слова о "социальной ответственности" остаются лишь пустым звуком.

Однако, на размножение подобных существ, даже если это пока происходит в чистом виртуале, невозможно закрывать глаза. Хотелось бы прояснить ситуацию, оценив шансы сторон: их – на эволюцию в полноценных гуманоидов, а нас – на мирное сосуществование с ними…

Представим себе невероятное: принятая в России программа развития нанотехнологий дала свои плоды. И вот на предприятиях РОСНАНО и многочисленных смежников учёные создают фабрику сборки точной копии человека из макромолекул. Следует ли считать такой отечественный инновационный продукт разумным существом?

С практической точки зрения ещё более интересной выглядит проработка использования "человека нанотехнологического" в государственном строительстве. Может ли подобный субъект стать частью гражданской нации, и насколько было бы стабильным общество, построенное из такого материала? Будет ли Homo Nanotechnis обладать гражданским самосознанием, способностью к обучению в российских учебных заведениях? И следует ли в таком случае предоставлять ему российское гражданство? Может быть действительно: правильнее считать оного лишь "слабым искусственным интеллектом", зомби, способным максимум лишь на то, чтобы эмулировать человеческие поступки?

А если заменить ему правое полушарие мозга на процессор цифровой обработки сигналов? А если левое – на дигитальный лингвистический центр а-ля профессор Хомский? Молчат журналисты… Учёным задавать подобные вопросы тем более бесполезно. Отвечать на такое могут, наверное, только философы, или, в крайнем случае – публицисты.

В попытке ответить на эти трудные вопросы, мы постараемся построить модель сознания, обладающего настоящей свободой воли. В случае удачи это значительно облегчит программу создания искусственного разума, обладающего одновременно высоким интеллектом и пресловутой "социальной ответственностью".

Таковой наносубъект, гибко обучаемый основам национальной культуры, был бы способен заменить целую армию гастарбайтеров с их весьма сомнительными способностями - и тем более никаким желанием - культурно абсорбироваться. - Слепая вера в сверхъестественное предначертание лишает некоторых из них остатков свободы воли и толкает в лапы исламских экстремистов. Кроме того, нам будет гораздо легче обнаружить свободу воли в самом себе и тем паче – в целой нации.

Учитывая актуальность задачи, нам придётся дать ясный и вразумительный ответ даже на те вопросы, на которые нет и не может быть ответа.

Зомбированная свобода

Тут, конечно, на нашем пути стоит одна из наиболее трудных проблем: так называемая

проблема существования "ментальной каузальности" (причинности) - проистекающая из каузальной замкнутости физических теорий. Как бы нам ни хотелось этого избежать, нам всё же придётся решить её каким-либо, пускай и не идеальным образом. Иначе мы не сможем двигаться дальше. Суть проблемы состоит в следующем вопросе: можно ли всерьез относиться к свободе человеческой воли, если физический мир каузально замкнут, то есть, у всякого физического события всегда имеется физическая же причина?

Другими словами, если мы двинули кого-то ногой, то вовсе не потому, что такова наша воля, а потому, что в нашем головном мозге произошли соответствующие физико-химические реакции, которые привели к возбуждению нервной проводимости и затем к сокращению мышечных волокон. А физико-химические реакции в коре головного мозга также имеют свои физические причины в виде предшествующих им реакций. Поэтому не остаётся никакого места для свободной воли, а есть лишь следование физических объектов физическим же законам. Отсюда – отрицание некой отдельной от физической ментальной причинности, а также сведение "ментальных состояний" к соответствующим конфигурациям (не до конца изученным, однако уже изучаемым) электрохимических полей головного мозга. Легко заметить, что такие рассуждения лишают наших наночеловеков малейших шансов на обладание свободой воли и рушат наш новый мир до самого основания. Однако, мы не намерены этого допустить…

Переходя на более серьёзный тон: свобода воли – это нечто, что нельзя представить в виде обычной для наук теоретической модели, поскольку сама сущность моделирования заключается в формировании неких мыслительных представлений и игре с ними по определенным правилам. Но ведь следование внешнему правилу прямо противоречит свободе воли! Ни один точный язык, будучи символической игрой по определённым заранее правилам, не способен своими собственными средствами устранять возникающие в нём неопределённости. А значит – не способен адекватно моделировать процесс выбора в ситуации неопределённости – то, что мы называем свободой воли. Поэтому непонятно удивление некоторых тем, что свобода воли не вписывается в представления (по сути – в теоретические модели) о каузальной замкнутости физического мира.

Иными словами, пытаясь решить проблему свободы воли методами обычного теоретического моделирования, мы заранее обрекаем себя на неудачу из-за негодности выбранных средств. Ведь современные научные теории построены языком математики, который пока не обладает никаким средством для выражения свободы воли.

На самом деле "каузальная замкнутость" физического нисколько не нарушает автономности ментального, ведь когда мы говорим о "физической реальности", а также о её "замкнутости", мы на самом деле имеем в виду физические теории – то есть модели, а не саму реальность. Ну, а то, что физическая модель не способна адекватно отразить ментальное, и даже не нацелена на это, – как мы полагаем, вовсе не удивительно, а наоборот закономерно. Правда, некоторые физики претендуют на построение "теории всего", и ускользание ментального из физических приборов воспринимается ими несколько болезненно, Но – это уже проблема социологии науки, а не философской теории сознания.

Встает вопрос: можно ли, тем не менее, смоделировать свободу воли применением какого-нибудь нестандартного способа рассуждения. В этом плане соблазнительной возможностью выглядела бы попытка (если бы она удалась) вести знаковые игры не по единожды установленным правилам, а по таким правилам, которые сами порождали бы новые или хотя бы открывали пространство для такого порождения.

Дайте возможность нашим представлениям жить не по заранее установленным законам, а путём их инновационного переформатирования, и вы немедленно получите свободу воли!

Самое интересное, что в ХХ веке были сделаны открытия, доказавшие возможность ведения знаковых игр подобным образом. Так, доказанная Гёделем теорема гласит, что всякий формальный язык, включающий в себя правила арифметики – то есть, возможность бесконечного рекурсивного порождения новых объектов, не обладает так называемой логической полнотой. Другими словами, в нём остаётся достаточно большое (в пределе – бесконечное) множество выражений, относительно которых средствами этого языка невозможно установить, истина ли это или ложь.

Если воспринимать формальный язык, как знаковую игру по определенному конечному набору твердо установленных правил, можно переформулировать этот вывод следующим образом: в любой игре с правилами более сложными, чем арифметические, остаётся место для таких действий сторон, относительно которых невозможно сказать, нарушил игрок установленные правила или нет.

Но что будет происходить в естественном языке, где правила относительны, и могут гибко меняться? Одним из видов подобных неразрешимых выражений естественного языка являются выражения типа парадокса лжеца: проживающий в одном городе мудрец сказал: "Все жители этого города – лжецы". Его утверждение неразрешимо стандартными языковыми средствами, поскольку из того, что все жители города лжецы – следует одновременно и то, что его слова суть истина, и то, что его слова - ложь. Из первой теоремы Гёделя следует, что в языке, где игра идет по жёстким правилам, подобных неопределённостей должно быть достаточно много, и открытие каждого следующего для своего разрешения требует введения в язык уточнений.

Так вот, парадокс лжеца можно разрешить, введя в язык следующее новое правило: будем считать лжецами тех, которые лгут хотя бы иногда. В таком случае, если мудрец назвал своих сограждан лжецами, он также называл лжецом и себя. Однако теперь из этого вовсе не следует с необходимостью, что он солгал, ведь даже будучи лжецом, он не обязан лгать каждый раз. То есть его утверждение уже не должно обязательно получаться логически неопределенным. Вполне представима ситуация, когда действительно – все в городе лжецы, включая и того горожанина, кто это утверждает.

Мы слегка "подправили" семантику языка и это позволило исключить некоторую неопределённость. Фактически мы произвели редукцию логически смешанного состояния в чистое, то есть – совершили селекцию альтернативы. Ну, а теперь сопоставим с актом языковой свободы воли каждое подобное обнаружение и разрешение неопределённости типа "парадокса лжеца". Очевидно, что в данном случае процедуру разрешения неопределённости невозможно описать никаким машинным алгоритмом – это следует из теоремы Гёделя.

Кстати говоря, описать процесс устранения неопределенностей единым формальным законом, без привлечения воли наблюдателя, не удалось сделать и в квантовой физике, а тем более это невозможно в философии сознания. Отсюда: смоделированная нами свобода воли настоящая! Свобода воли – это возможность перманентной деконструкции-реконструкции нашего собственного языка.

Свободу воли вне языковой стихии также можно "уловить философским прибором", но лишь уточнив само понятие времени. Надо признать, что вопрос о происхождении времени довольно сложен. Физики и философы задумываются в основном о происхождении физического времени, хотя проблема существенно шире. Что касается физического времени, то, на самом деле проблема его происхождения уже давно решена. Просто мало кто это пока осознал. Из Специальной теории относительности, построенной ещё в начале ХХ века, известно, что для идеализированного наблюдателя (а в физических теориях присутствуют исключительно такие), летящего со скоростью света, время останавливается. Оно как бы не существует вообще, и с точки зрения такого наблюдателя время невозможно отмерить никаким разумным путём.

Пролетев всю вселенную из конца в конец, такой наблюдатель не отметил бы никакого движения часов. Таким образом, время появляется в наших теориях лишь вместе с частицами, способными покоиться, а не только двигаться с постоянной скоростью, как фотоны. А пока во вселенной существовали одни лишь безмассовые частицы, летящие со скоростью света, никакого времени не было. Во всяком случае, времени не было в том понимании, в котором оно употребляется в современной физике. Во вселенной, в которой существуют одни фотоны, говорить о времени вообще бессмысленно!

Даже более того: с точки зрения фотона из-за бесконечных фиолетового и красного смещений по ходу и против хода движения невозможно также и измерение расстояний в этом одном направлении, поэтому одно пространственное измерение теряется. Другими словами: каждый фотон живёт в плоском мире без времени. Однако, это нисколько не мешает точки зрения других наблюдателей о том, что время существует, а пространство трёхмерно.