В очереди за дипломами стоят выпускники. Один из них оборачивается к соседу и говорит: «Подумать только! Через пять минут мы станем безработными». Эта старая советская карикатура на загнивающий Запад теперь актуальна и для российских студентов. По информации интернет-портала SuperJob.ru, спрос на выпускников упал в разы. Сейчас все они говорят: «Прорвемся», но понимают ли, с чем им придется столкнуться? Скорректировали ли свои запросы или все еще тешат себя докризисными иллюзиями? Каковы рецепты успешного старта в новых условиях? Корреспонденты «РР» побывали в вузах Москвы, Дальнего Востока, Урала, Юга России и попытались ответить на эти вопросы Москва. Иллюзия безнадеги
Сергею Реланченкову 22 года. Он коренной москвич. Заканчивает Московскую финансово-юридическую академию, факультет «финансы и кредит». У него беременная гражданская жена, безработная мать, обостренное чувство ответственности, прекрасное резюме и полное отчаяние в глазах. Безработица — как онкология, разъедает тебя незаметно. Сначала меняется привычный образ жизни, в душу прокрадываются страх и неуверенность. Постепенно снижаются запросы и требовательность к себе. Шаг за шагом человек с блестящим будущим превращается в быдло. Но в самом начале деградации он этого не понимает. Он исполнен боли, мотивации и надежд на спасение. — Я работал с первого курса, мне было интересно все, — описывает Сергей свою трудовую биографию. — Не то чтобы остро нуждался в деньгах: мама тогда была завскладом. Просто мужчина должен зарабатывать. На первом курсе Сергей устроился консультантом по винной продукции. Его деловой талант был замечен, вчерашнему школьнику доверили продвигать продукты с нуля, работать с крупнейшими супермаркетами Москвы. Но тут случился акцизный кризис, отрасль встала, и Сергей решил получить опыт работы по специальности. Начав кассиром в Сбербанке, он очень быстро продвинулся по карьерной лестнице, получив место экономиста на Внуковском авиаремонтном заводе. Оно-то и стало для него роковым. — Сначала нам урезали зарплату, потом сократили рабочий день и наконец уволили больше половины сотрудников. Когда мне об этом сообщили, я подумал: «Ладно, ничего, прорвемся». Тогда я еще не знал, что скоро буду безрезультатно щелкать мышкой по сайтам в поисках работы, обзванивать знакомых и, в конце концов, начну сомневаться в себе. Накопления таяли. Сергей, как герой гоголевской «Шинели», начал экономить на всем: троллейбус вместо маршрутки, телевизор вместо кино и клубов, овсянка вместо авокадо с морепродуктами. Но курс на оптимизацию расходов и усилий оказался неверным. Когда самолет падает, тоже возникает иллюзия, что если затормозить, можно предотвратить столкновение с землей. Это ошибка многих начинающих пилотов. На самом деле нужно преодолеть страх и набрать максимальную скорость, чтобы выйти из пике. Четыре месяца назад Марина сообщила Сергею, что ждет ребенка. — Я ей сказал: «Какое счастье!» — откровенничает будущий отец. — А сам подумал: «Ч-черт, почему сейчас? Что мы будем делать?! Придется побираться у мамы». А через несколько дней сократили и маму. Это был конец. Ежедневное прочесывание сайтов в поисках работы превратилось в пытку. Виртуальная реальность засасывала. У Сергея появились признаки депрессии, он начал занимать деньги у друзей и искать помощи в иных мирах. Прочитывал все новости об НЛО, штудировал книги по парапсихологии и истории древних цивилизаций. Но космос не мог удовлетворить настоятельную потребность его семьи в услугах медицины, а также в полноценном питании и витаминах для беременной Марины. К стыду своему Сергей был вынужден экономии ради отправить девушку к ее родителям в Астраханскую область. Будущий тесть уже недвусмысленно намекает на свадьбу: ребенок, мол, должен родиться в законном браке. Жениться Сергей не отказывается и в выборе своем не сомневается. Но Марина не хочет идти в ЗАГС без торжества и белого платья. У нее тоже иллюзии. — Она звонит чуть не каждый день, плачет, хочет в Москву, — говорит Сергей. — А что я могу ей ответить? Что у нас тут даже дома нет? Мы снимали квартиру, теперь мне пришлось переехать к маме. Столице не нужны ни управленцы, ни финансисты. Раньше я получал 45 тысяч. Теперь на такую зарплату уже требуют диплом MBA, а чтобы его получить, нужно учиться два года и заплатить еще 600 тысяч рублей. Я уже снизил планку до 35 тысяч — никакого толку. Если и дальше так пойдет, я буду согласен работать посудомойкой за кусок хлеба. Потому что мужчина должен зарабатывать. Это и есть жизнь после вуза. Обыкновенная, взрослая, без страховки. Сотни тысяч выпускников в эти дни думают о том, как не оказаться в таком же положении, как Сергей. У большинства из них еще есть ресурс молодости, они пока не обременены семьями, отвечают только за себя, но ошибки в этом возрасте порой совершаются слишком быстро. Екатеринбург. Надежда на государство
Красивая и умная Дарья Деева в этом году заканчивает Уральскую сельскохозяйственную академию по специальности «инженер-землеустроитель». Профессия редкая, но, по словам Дарьи, очень перспективная. — Когда я поступала на этот факультет, в стране только разворачивалась война за землю, а сейчас начинается новый виток, — говорит мудрая не по годам девушка. — К тому же я сразу знала, что после окончания пойду работать в органы исполнительной власти. В перспективе Дарья планирует открыть свою фирму, но для начала собирается получить место в госструктурах: надо набраться опыта и обзавестись нужными знакомствами. Почти все ее одногруппники уже успешно трудятся в Кадастровой палате Екатеринбурга. «Их там и оставили сразу после практики, чтоб далеко не разбегались», — шутит девушка. Настроение у нее хорошее, хотя кризис на повседневной жизни уже отразился: родители стали давать меньше денег на бензин для ее личного автомобиля. — Даша, получается, что у вас на факультете обучают будущих коррупционеров? — Ну да, — честно отвечает она. Похоже, она делает ставку именно на коррупцию. Но эффективность этого инструмента сильно преувеличена. Да и право получать взятки и откаты тоже надо заработать. На это уйдет лет десять, а то и больше. Даше предстоит носить из кабинета в кабинет бумажки, ненавидеть начальство, потихоньку тупеть, а главное — терять драгоценное время. И еще не факт, что в результате она выиграет эту гонку: конкуренция на рынке коррупции велика. Ровесник Даши Станислав Опарин тоже рассчитывает на госсектор, но по-честному. Он будущий историк-архивист, заканчивает исторический факультет Уральского государственного университета (УрГУ). Твердо уверен, что работу по специальности найдет, хотя и не сразу. Человек с его профессией в Екатеринбурге может рассчитывать на зарплату в 15 тысяч рублей. Опарин считает, что на старте ему этих денег хватит. — Для меня пока важнее интерес, а не зарплата, — говорит Станислав. — Работать в архиве лучше, чем быть учителем истории. А кризис — ну что кризис? Я пока не отягощен ни семьей, ни кредитами, поэтому лично для меня он выражается лишь в подорожании продуктов. Морально я готов ко всему: придется подрабатывать грузчиком — буду подрабатывать. Верность своей специальности Станислав обосновывает еще и тем, что теперь это модно: — Раньше диплом был пустой формальностью. Теперь все, кто действительно хочет работать, бросились искать места по специальности. Потому что это единственная карьерная зацепка. Такие вещи, как «очень низкая зарплата», «далеко от дома», уходят на второй план. Главное — хоть с чего-то начать. Наталья Филянова заканчивает тот же УрГУ, но в бизнесе ей делать нечего, и она это прекрасно понимает. У нее за спиной очень невостребованный философский факультет и экзотическая специальность — «стратегическая конфликтология». Что это означает, по словам Натальи, — загадка для всего факультета. — Дело в том, что на эту специализацию наш вуз выиграл гранты, — выдает корпоративную тайну выпускница. — Очень большую сумму. Пришлось срочно кого-то обучать. Пока обучили только меня. Получается, я — родоначальник конфликтологии в Екатеринбурге. Как конвертировать эту специальность в деньги, Наталья пока не понимает. Поэтому собирается остаться работать в университете — пойти в аспирантуру и учить конфликтологии других. Владивосток. Надежда на заграницу
Пятикурсник Руслан Сухоруков — стильно одетый худощавый парень. Он заканчивает факультет информационных технологий Дальневосточного государственного университета (ДВГУ). Что будет делать дальше, уже знает точно: поедет на два года в Сингапур учиться в аспирантуре. — Если повезет, там и останусь, — говорит Руслан. — А что? Я уже там был, учился на курсах Microsoft, мне этот город очень понравился. Он космополитичный, там не чувствуешь себя приезжим. Все люди вроде чужие — и в то же время братья. Да и уровень жизни гораздо выше, чем у нас. Обучение в университете Наньянг Технолоджикал, куда нацелился Сухоруков, стоит восемь тысяч сингапурских долларов в год (это примерно $5300). Руслан рассчитывает, что за первый курс заплатят родители. А потом он найдет в Сингапуре работу и сможет содержать себя сам — начинающий админ или программист, по его словам, может там рассчитывать на зарплату в $3–5 тысяч. Во Владивостоке возможности гораздо скромнее: сейчас, например, Руслан за 17 тысяч рублей работает помощником сисадмина в торговой компании. Это не от звонка до звонка, но и при полной занятости потолком сисадмина здесь считаются 20–25 тысяч рублей. — Это ты из-за кризиса решил родине изменить? — Кризис тут ни при чем. Просто в Сингапуре как-то спокойней и перспектив больше. А что у нас будет, пока непонятно. И непонятно уже давно. Космополитичное настроение вообще очень характерно для местной молодежи. Поговорка «Владивосток — не Россия» все прочнее входит здесь в обиход. Приморье с каждым годом все плотнее завязывается на страны Тихоокеанского региона. А после «автомобильного бунта» к сепаратизму экономическому добавились идеологические мотивы. Фразу «у вас на Западе» (в смысле — в Москве) постоянно слышишь от местных студентов, причем произносится она с явным оттенком недоброжелательности. Из тех, с кем удалось поговорить, половина — потен­циальные эмигранты. ДВГУ — крупнейший вуз Владивос­тока, в нем учатся 24 тысячи человек. В сущности, это и есть портрет поколения. Однокурсник Руслана Дима Пионткевич родом из Техаса. Так здесь называют поселок Тихоокеанский. Дима тоже собирается валить. Но не в Сингапур, а в Канаду. У него нет проб­лем с работой: как и большинство современных студентов, он уже трудится в небольшой IT-компании. Но о своей работе Дима рассказывает без огонька: он живет будущим. В родной стране Диму не устраивает даже не бедность, а нестабильность, несвобода и особенно — разгул государственного криминала. — У меня есть четкий жизненный план. Через два года — семья. Если, конечно, в армию не заберут. А потом — в Канаду. У меня там несколько земляков, обещают помочь на первых порах. Несмотря на новые реалии, наивность в головах выпускников достойно конкурирует с прагматизмом. Вопрос лишь в том, когда за нее придется расплачиваться. Пятикурснице факультета издательского бизнеса Елене Гореленко уже пришлось. Она не платит за учебу почти три года. На то у нее есть причина — не уважительная, но героическая. Все свои доходы на много лет вперед она потратила на первый коммерческий издательско-поли­гра­фический опыт. «Он строит, она строит, я строю дом» — так называется книга питерской писательницы Любови Кавериной. Даже не заглядывая под обложку, можно поставить диагноз: не продукт. Почему Лена решила издать именно это? Просто рукопись понравилась, а также то, что автор — коренная петербурженка. — Каверина — преподаватель-филолог, исследователь проблем семиотики, отпрыск уважаемой интеллигентной питерской семьи, — Лена произносит эти слова с наслаждением. Свою книгу исследователь семиотики написала еще в 60−е. Про город, про свою семью, про вечность. С наступлением эпохи интернета решила найти издателя. Со студенткой Гореленко познакомилась в «ЖЖ». В офлайне они до сих пор друг друга не видели. Половину необходимой для издания суммы внес некий ученик Кавериной, вторую половину нашла сама Гореленко, сдав собственную квартиру в аренду на год. Но тут случилось страшное: дальневосточный издатель их всех попросту кинул. Лена за эти деньги до сих пор судится, но для спасения репутации пришлось брать кредит в полмиллиона рублей и издавать книгу самой. Теперь она пытается продать двухтысячный тираж, занявший всю ее квартиру, и как-то рассчитаться с висящими на ней долгами. Никто не покупает. Но изменять выбранной профессии Лена не собирается. Любит рассказывать анекдот про менеджера, из-за которого компания потеряла десять тысяч долларов. «Вы, наверное, хотите меня уволить?» — говорит он своему начальнику. — «Какой уволить?! Мы только что вложили десять тысяч долларов в ваше обучение. А ну марш работать!» Ростов-на-дону. Надежда на себя
Ольга Королевич — министр финансов. Эту должность она получила в пятом классе во время ролевой игры на уроке истории. С тех пор решила, что так тому и быть. После школы поступила в Ростовский государственный экономический университет на бесплатное отделение и вот теперь заканчивает его с отличием. — Для спекулянтов сейчас просто рай, на колебании курсов можно зарабатывать огромные деньги! — юное создание забавно морщит точеный носик. На биржевого стервятника Оля пока совсем не похожа. Она знает о кризисе почти все. Во-первых, потому что на эту тему ее дипломная работа. Ну, а во-вторых, она уже работает в ростовском представительстве инвестиционного банка «Тройка Диалог». Правда, осенью ее сократили, но уже через месяц позвонили и предложили вернуться. Поэтому настроение у выпускницы бодрое. — Когда я туда устраивалась на стажировку, претендентов было 20 человек. Из них отобрали только троих. Я тогда училась на третьем курсе, — хвастается Оля. — А потом предложили остаться. Я боялась, что придется бросать учебу, но скользящий график позволял бегать на самые важные лекции и семинары. А сессии я сдаю «автоматом». Главное — думать о хорошем, притягивать к себе позитив. И тогда рано или поздно все сбудется! Юные экономисты — это вообще особенное сообщество. Оптимизм для них — не свойство личности, а культ. Когда погружаешься в такую атмосферу, сразу хочется жить как-то по-другому — вот только как? — Кто сказал, что наше поколение «попало»? — недоумевает выпускник Виктор Милютин, который собирается в аспирантуру. — Наоборот! Нам повезло. Пока мы доучимся и опыта наберемся, кризис закончится, и начнется фаза бурного роста, придет наш черед принимать решения. И уж мы-то сделаем все возможное, чтобы этот кошмар больше не повторился. Витя тоже отличник, получает ежемесячно стипендию 4 тысячи рублей от МДМ-банка, в свободное от учебы время подрабатывает. Тема его диплома — «Дистанционное банковское обслуживание», он помогает фирмам освоить технологии интернет-банкинга, чтобы клиенты не бегали с каждой бумажкой в банк. Спрос на эту услугу пока не падает. Столь ранний профессиональный старт — чисто российское явление. На Западе совсем зеленой молодежи в офисах солидных компаний не встретишь, там все учатся лет до три­дцати. Звоню друзьям в Америку — проведать, а заодно сравнить их жизнь после вуза и нашу. Друзья — научные сотрудники, вместе с двумя детьми уехали из России в 90−е годы. Но американского оптимизма в их голосах что-то не слышно. У них симпатичный, просторный двухэтажный дом в «белом поясе» Филадельфии, но на шею давит кредит в $220 тысяч. Стоит только одному из супругов потерять работу — и это уютное гнездышко придется покинуть. Пока на работе спокойно, но через несколько месяцев заканчивает бизнес-школу сын. Устроиться куда-нибудь молодому менеджеру очень сложно, а уже надо начинать выплачивать кредит на образование, $30 тысяч. При этом его учеба не считается законченной — год он должен поработать: что-то вроде стажировки, потом сдать еще один экзамен, а затем учиться дальше — покорять высшую ступень бизнес-образования. Друзья кладут трубку на том конце земли, я — на этом. Кажется, они мне немного завидуют. «Русский репортер»